Мне не хотелось ничего приурочивать к дате кончины Муртазы Рахимова в январе, − ни разговоров, ни рассуждений. Мне комфортнее вспоминать о Бабае сегодня, в день его рождения, потому что эта дата связана с нашим личным общением. Это именно мои размышления с учетом знакомства с Муртазой Губайдулловичем, встреч и событий, связанных с президентом. Профессор, археолог Нияз Мажитов в мою бытность студентом занимал пост председателя МСОО «Исполком Всемирного Курултая башкир». И вот профессор вызывает меня и моего друга Аскара на кафедру и просит нас как доверенных молодых людей поучаствовать в одном мероприятии. В те дни в Театре оперы и балета проходил второй съезд Курултая башкир. Так уж вышло, что мы оказались у ложи, где находился президент республики. После завершения мероприятия Муртаза Губайдуллович вышел из ложи, пожал нам руки, посмотрел в наши студенческие лица. «Вы хоть поели?», – на башкирском спросил он нас. Я ответил, что нет, с утра на посту были. «Идите в буфет, там вас покормят», – сказал Бабай. Мы с Аскаром с наглыми лицами потом напихали желудки всем подряд. Сама атмосфера того Курултая была интересной. По стране начался подъем после лихолетья девяностых. Республика прошла это период достойно. Я бы назвал это время «развитым суверенитетом», то есть максимальной реализации возможностей федерализма. Уже через 15 лет, когда я приду на интервью к Бабаю в БФ «Урал», то с удивлением увижу на его столе подлинник Договора о разграничении полномочий между Российской Федерацией и Республикой Башкортостан. – Не удивляйся. Это очень важный и ценный документ для республики. Я боюсь, что ЭТИ (похоже, что он имел в виду тогдашнее руководство республики) и «потерять» его могут, – начал беседу Муртаза Губайдуллович, отвечая на мой немой вопрос. Беседа во многом коснулась того, как республика взяла себе столько прав, сколько могла. Именно самостоятельность в рамках федерации позволила республике спокойнее, чем другие, пройти сложные 90-ые. Самостоятельная экономическая и хозяйственная политика помогли сохранить производство и сельское хозяйство. Муртаза Рахимов не уступил в жестком разговоре с президентом страны Борисом Ельциным по поводу ликвидации колхозов. Он не встал в позу и не перечил президенту, он смог просто убедить его, что для республики с большим сельским населением и привязкой к земле это стало бы преждевременным. Точно так же Муртаза Рахимов не упирался, а подписал федеративный договор. Этот акт во многом предопределил то, что страна тогда не расползлась. При соблюдении баланса интересов регионов он всегда был за сохранение единого государства и видел Башкортостан только в составе России. А иначе и быть не могло. Он это впитал как руководитель крупнейшего нефтехимического предприятия, интегрированного в экономику страны. Именно этот вклад как ценнейший отметил Владимир Путин во время похорон Муртазы Рахимова. На той же встрече я обратил внимание на внушительную стопку бумаг на столе Муртазы Губайдулловича. Это оказался так называемый ежедневный мониторинг СМИ, состоящий из подборки публикаций мировых, федеральных и республиканских изданий. У его преемников на посту руководителей республики эта стопка гораздо ниже. Мне его помощник потом рассказала – в БФ «Урал» экс-президент также начинал рабочий день в 8 часов утра и первым делом изучал СМИ. Он не просто держал руку на пульсе республики, а продолжал жить с ней. Он дотошно изучал ежеквартальную статистику, особенно в реальном секторе экономики. Следил за посевами и урожаями, надоями, количеством зерна и произведенной продукции нефтехимической промышленности, потребленной электроэнергии. Он удивлялся, когда статистика по промышленности показывала рост, но потребление электроэнергии падало. Потеря возможности читать из-за ухудшения зрения для него стала серьезным ударом, потому что он привык изучать всё сам. Вторая личная встреча с Бабаем у меня случилась весной 2008 года. Я повел на прогулку двухлетнего сына к памятнику Салавату Юлаеву. Незадолго до этого президент выразил неудовольствие мэру Уфы по поводу отключения фонтанов. На пути к памятнику я увидел знакомое лицо помощника президента, а за ним, метрах в десяти, Рахимова с Качкаевым. Они шли от фонтана навстречу нам. В тот момент, когда они с нами почти поравнялись, я сказал сыну поздороваться с Бабаем. Президент, услышав это, развернулся к нам, подошел к сыну и протянул ему руку. «Как зовут? Как дела? Сколько тебе лет?» Потом протянул руку уже мне. Наблюдавшие со стороны данную сцену мои приятели были очень удивлены. Так запросто президент шел по улице без всякой свиты и охраны, да еще здоровается и разговаривает с людьми. Близость к людям была его отличительной чертой. Я тут приведу пример, который может подтвердить вся республика, каждый населенный пункт, где был Муртаза Рахимов. Деревня Старохалилово Дуванского района, очередное общение с сельчанами. Муртаза Губайдуллович строго смотрит на главу района и называет имя местного ветерана, с которым общался лет десять назад до этого. Если тот жив, то он хотел бы с ним поговорить. Беседа состоялась, проблемы сельчан прозвучали, чиновники получили внушение. В общении с простыми людьми он умел подобрать тон. Это был не какой-то особый талант, а скорее вросшая в подсознание традиция из детства в башкирской глубинке. Живое воплощение башкирской поговорки «в младшем видеть надо младшего, а в старшем – старшего». Ему не надо было пытаться кому-то нравиться или говорить желаемое. Ему достаточно было говорить с людьми на их языке. – Ты на жизнь жалуешься – дорог нет, бардак. А у тебя самого забор кривой. Глава тебе должен сделать? Или президент тебе его сделает? Мы свою работу все равно сделаем, но тебе же тоже надо начать что-то делать самому. Или вот сцена из этой же серии. Идет выездная коллегия или медсовет республики по новой построенной больнице в одном из районов республики. С накинутым на плечи халатом по летней жаре президент стремительно обходит все этажи и чуть ли не каждый кабинет. Выходя на крыльцо больницы, Муртаза Губайдуллович обращает внимание на раскрасневшиеся лица чиновников и медиков. – Ну, товарищи врачи, вы же за здоровьем своим следить должны. Если не вы, то кто? Я, старый, даже не запыхался, а у вас лица, как будто приступ сердечный вот-вот случится. Курить бросайте, спортом больше занимайтесь. Второе интервью с Муртазой Губайдулловичем мы провели только через несколько лет. В этот раз мне довелось говорить с ним по телефону и брать у него комментарий по каким-то темам. В процессе согласования той встречи я узнал, что к Муртазе Губайдулловичу приезжал бизнесмен Сергей Веремеенко. А ведь Веремеенко был главным соперником Рахимова на очень напряженных выборах президента республики в 2003 году. Это была самая настоящая рубка. Но спустя годы между двумя бывшими соперниками сложились вполне уважительные, едва ли не приятельские отношения. Не было в Бабае мелкой личной мстительности, вражда забывалась. Наш нынешний действующий глава республики – этому пример. Возвращению Радия Хабирова первый президент искренне радовался. Даже нас как издание он просил смягчить критику. И вот в этом моменте хотелось бы сделать признание. Вопреки злопыхателям, наше издание никогда не было структурой БФ «Урал» или «рупором Рахимовых». Муртаза Губайдуллович никогда не указывал, как нам работать и что писать. Но был один случай в период первых выборов Радия Хабирова на пост главы республики, когда он нас попросил за конкретного человека. Против ныне покойного мэра Уфы Ульфата Мустафина в какой-то момент осуществлялась некорректная, даже оскорбительная информационная акция. Мэра экс-президент хорошо знал со времен работы Мустафина в его администрации и испытывал к нему искреннее уважение. Муртаза Губайдуллович попросил нас не поддерживать это в информационном поле, что мы и сделали. Уже позднее я задумаюсь над мудростью этой даже не просьбы, а совета. Как выяснилось, вся та информационная кампания была проявлением подковерной борьбы бульдогов внутри стана Радия Хабирова. Года за два до отставки Рустэма Хамитова я как-то нашел для себя объяснение, почему его народ начал недолюбливать. Тут дело даже не в застое или в качествах Хамитова. Просто все в республике понимали, что на следующий день после отставки Рустэма и Гульшат Хамитовых в Уфе уже не будет. Они отбудут в Сорочаны. Это временщики, оказавшиеся в республике на передержке. Galery Бабай же никуда не уехал, ходил по улицам Уфы, лежал в наших больницах. Ездил на малую родину, к которой у него всегда было трепетное отношение. Общался с односельчанами и родными, ходил на могилы родственников. А народ все это видел, понимал. Народ забыл обиды и негатив, потому что видел, что Муртаза Рахимов остался. Именно в этот момент он стал для людей тем самым «своим Бабаем». «Идти против народа нельзя!» Муртаза Рахимов и до известных событий на Куштау высказывался в пользу сохранения шиханов. Но в пик драматической неопределенности и напряжения тех августовских дней 2020 года эти слова были его огромным личным риском, но поддержкой для народа. Тут стоит задаться вопросом, а кем был Муртаза Рахимов для республики после своей отставки с поста президента? Очевидно, что авторитетом, к мнению которого прислушивались не только местные жители, но и все соседи, и Москва. Одновременно он был фактором стабильности для республики. Случись, не дай Бог, в республике или стране какой-нибудь политический катаклизм, вакуум власти, то Бабай не даст расползтись республике. Я тут не про утрированное, что он возьмет власть на себя, а о том, что он стал бы негласным третейским судьей. Это не просто какие-то мои измышления. Эту мысль в разной форме я слышал от членов команд Рустэма Хамитова, Радия Хабирова и даже общественников или активистов, которые его зачастую критиковали. Происходящее с нашим изданием последний год наглядно показывает, что со смертью Бабая исчез фактор стабильности и ограничение этой борьбы всех против всех. Вот об этом я задумываюсь прежде всего. На мой взгляд, если бы Муртаза Губайдуллович остался с нами, то не было бы ни баймакских событий, ни ожесточенной травли нашего издания. Муртаза Губайдуллович в свои последние годы отмечал, что прав у регионов стало меньше, реальной власти и полномочий у региональных руководителей также значительно меньше. Он понимал, что губернаторам сегодня намного сложнее. Возникает искушение задаться вопросом: «А как бы сегодня руководил Муртаза Рахимов?» Ответа на этот вопрос нет. Но если убрать лет пятнадцать из возраста, то, скорее у нас была бы не двойка, а тройка руководителей республик, которые занимают особое положение на российской политической арене.
