Есть одно место в Башкирии, где живут пацаны. Это Серафимовская спецшкола для подростков с общественно опасным поведением, о которой мы писали ранее. За свои годы они успели повидать многое, их просто так не проведешь. Чаще всего это наблюдательные, находчивые и крайне недоверчивые ребята. Если хочешь, чтобы тебя воспринимали как равного, нужно быть абсолютно искренним. Врать, изворачиваться, гнуть свою линию бесполезно – все равно раскусят. Раскусят и потеряют к тебе интерес. А чего им тобой интересоваться, если ты такой же, как и все – обычный случайный прохожий, которому дела до них нет? Такое отношение к окружающим небезосновательно. В министерствах, в соцзащите и в обществе на этих ребят уже давно махнули рукой. Везде ложь, пренебрежение и непонимание. Доказываем, что они кому-то нужны Вообще, это не совсем так. Пацанам повезло, если, конечно, так говорить уместно. В Серафимовской спецшколе на них абсолютно точно не наплевать одному человеку – директору Рашиту Аднагулову. Его называют просто и по-свойски Карамыч. Карамыч у мальчишек своего рода авторитет. Стоит директору появиться на территории учреждения, вокруг моментально начинают деловито околачиваться его подопечные. Такие люди работают, как говорится, по призванию. Когда-то Карамыч был обычным воспитателем, потом ушел в бизнес, уехал в Уфу, спустя годы его пригласили назад, но уже на пост директора. Рашит Карамутдинович согласился. И не зря. Преподаватели и воспитанники в один голос отмечают – с ним стало лучше. – Дети у нас учатся по обычной программе. Хотя, если возьмете личное дело, там почти у каждого подрасстрельная статья. Основная часть преступлений – кражи. А кражи от чего? Потому что дома жрать нечего: папа сидит, мама гуляет. Пришел он в школу грязный. К нему сразу вопрос: «Почему ты грязный?». Пацан же не скажет, что у него дома просто мыла нет. В итоге получается, что и в школе понимания нет, и с родителями плохие отношения. Куда ему? Таких улица подбирает, подтягивает уголовный мир, а сами по себе дети очень талантливы, их просто нужно немножко подшлифовать, – рассказывает Рашит Аднагулов. В школе к пацанам относятся как к равным, приучают к труду. За каждый хороший поступок им начисляют баллы. Наберешь за полгода 700 баллов, сможешь уехать на каникулы домой. Бальная система в школе не жесткая, но построена так, чтобы каждая циферка в специальной тетрадке доставалась с трудом. Так и получается, чтобы заработать на отпуск, нужно сделать очень много добрых дел. А вот если оступился, например, попался с сигаретой – растеряешь наработанное моментально. Директор спецшколы отмечает, что у этих ребят потрясающая выживаемость. «Это вам не мажоры, им одного кусочка хлеба на три дня хватит». Он верит, что все рождаются хорошими, просто эти дети грани не знают. Основной курс учреждения направлен на социализацию. Потому, даже не смотря на сроки и тяжелые статьи, воспитанникам разрешают ездить на каникулы домой, а родители вправе навещать детей. – Да, многие мамы пьют, лишены родительских прав, отцы в тюрьмах, но мне хочется, чтобы ребенок провел по школе своих родителей и показал: «Мама, здесь я сплю, а тут ем. Вот мой цветок, за которым я ухаживаю. Это тряпка, которой я отмываю полы, здесь мой станок, за которым я работаю». Кстати, они все любят свою маму. Даже если она законченная наркоманка и алкоголичка, попробуй только скажи что-нибудь плохое, сразу как кошка лесная тебе на лицо прыгнет. Но стоит только пожить с такими родителями хотя бы полгода, у них снова конфликты, потому что сложно терпеть подзатыльники пьяной женщины, издевательства ее очередного поклонника. Эти дети никому не нужны. Их временно изолируют, чтобы избавиться. Все считают, что спецшкола, это ужасное место, а я езжу по инстанциям, рассказываю о нашей жизни и доказываю, что мы - нормальная школа и дети нормальные. Доказываем, что они нужны. Созваниваемся с выпускниками. Бывает, что к нам заезжают даже те, кто был тут 20-30 лет назад. Это все потому что ни один пацан не сказал, выйдя отсюда, что мы козлы беспредельные и он здесь ничего не получил, кроме вреда. Судьба подранка Сейчас в школе находятся около 100 ребят. Говорят, что это еще немного. В 90-е количество воспитанников доходило и до 500. Карамыч считает, что виновата система. Система – это когда папу сократили на работе, он приходит домой и начинает искать справедливости в стакане, а в это время мама каждый день его пилит. В итоге ребенок остается без защиты и идет на улицу. Айдар, Салават, 16 лет (среди друзей кличка «Кащей») – Моя мама умерла, когда мне было пять лет. Помню только цвет ее кожи, что она была пухленькая и темненькая. Ей нельзя было пить, но она пила. В день ее смерти мы были у дяди вместе с папой, мама была у подружки. Помню, как нам позвонили, папа встревожился, быстро собрался, взял меня под руку, и мы поехали. Мама лежала без сознания на скамейке, по пути в больницу оказалось, что уже поздно. После смерти мамы отец начал пить, братика и сестренку забрали в детский дом. Когда папа запил, я стал сбегать из дома, жил у подружки. Потом встретил Гайсина, он научил воровать. Что было первым уже не помню, какая-то мелочь. Постепенно мы начали воровать деньги. Обычно тратили все на выпивку, компьютерные клубы, всякие игрушки, на такси катались по городу. Все развлечения проходили без девочек. Не интересно было и они просили дорогие подарки. Когда мне было 14 лет, нас с папой выгнали из квартиры за неуплату. Меня поймали, после того, как мы ограбили магазин. В тот раз нас было несколько человек. Вскрыли кассу, я положил деньги к себе, потом разбежались. Потратить их не успели. Друзей поймали, и они меня сдали. Забрали в центр временной изоляции несовершеннолетних (ЦВИН), потом состоялся суд – дали три года в спецшколе. Отца лишили родительских прав, когда я был уже тут, но он ко мне приезжает, мы общаемся. Сейчас я бы не стал совершать преступление, даже если бы предложили много денег, даже если бы знал, что за это ничего не будет. Научился на своих ошибках. Выйду отсюда 30 августа. Просто буду учиться, учиться и учиться. Дима, 16 лет, Стерлитамак (среди друзей кличка «Наркоман») – Я сюда попал, потому что бродяжничал, постоянно убегал из дома. Так начал жить с седьмого класса. Мама у меня риелтор, она вообще супер. У нас многодетная семья – пять братьев, живем с отчимом. Своего отца толком не видел, только по фотографии. Он все время сидел. Не знаю, почему начал бродяжничать, может не хватало внимания. Жили на улице с пацанами, нас было где-то шестеро. Спали, где попадется. Чтобы поесть, грабили магазины. Брали технику и продавали все на рынке. Как-то ночью подрался на улице одним пацаном и отобрал у него телефон. Чуть позже меня нашли полицейские на остановке, отвезли домой, сказали родителям, чтобы никуда не выпускали. В ту ночь отчим сидел у двери до утра, не спал, боялся, что сбегу. На следующий день увезли в суд, после него месяц провел в ЦВИН, а потом отправили сюда на три года. Сейчас хочу доучиться. Мечтаю завести семью. Хочу, чтобы у меня было много дочек. Максим, Стерлитамак, 16 лет (среди друзей кличка «Ахмет») – Я жил с мамой, отец пьяница, где он и что с ним, не знаю. Мама рассказывала, что пытается его найти уже полгода, возможно, уже нет в живых. Моя мама не очень образованный человек. Она обычный продавец. В свое время не очень-то хотела учиться, как и я. Можно сказать, что в спецшколу попал совершенно случайно. В 15 лет мы с друзьями решили попробовать наркотики, испытать что-то новое. Нашли закладку на улице, я употребил, получил передоз и очнулся уже в реанимации. Когда я окончательно пришел в себя, меня отвезли в ЦВИН, а потом отправили сюда на три года. В первое время было страшно. Пугала неизвестность. Думал здесь, как в фильмах – приезжаешь, и тебя сразу начинают бить. Но здесь меня сразу приняли как своего. Рад, что попал в это место, есть возможность доучиться. На воле это не получилось бы. Планирую пойти учиться в колледж. Главное сейчас выйти, доказать, что достоин жить в нормальном обществе, учиться, создавать семью, карьеру. Нужно доказать, что я стал нормальным человеком. Ильнар, Ишимбай, 12 лет – Мы жили без отца, что с ним и где он, не знаю. Мама все время пила. Когда мне было 9 лет, она оставила нас с братиком и сестренкой одних на три дня. Сказала, что уехала покупать дом. Объясняла потом, что все это время чистила там снег. Соседка увидела, что мы сидим в доме одни и написала в органы опеки. Нас всех забрали и распихали по детским домам. Я попал в Ишимбайский детский дом. Мама с тех пор ни разу ко мне не приезжала. В детском доме постоянно дрался с одним мальчиком, он меня очень сильно доставал. Я стащил нож с кухни и когда он в очередной раз на меня полез, достал и ударил его. Удар пришелся в руку, он не успел увернуться. Меня сразу же отправили в ЦВИН, а затем сюда на три года. Здесь уже третий месяц, за все это время мама так и не появлялась. В моей жизни нет ничего, чтобы я вспоминал с улыбкой. Что будет дальше, не знаю. Пока очень скучаю по дому, здесь еще не привык. Мне грустно. Альберт, Белебей, 16 лет (кличка среди друзей «Мартер») – Моя мама покончила жизнь самоубийством, когда я был совсем маленьким. Помню, что выпивала не часто, только по праздникам, а вот отец ходил пьяным постоянно. Он не вписан в мое свидетельство о рождении, поэтому после смерти мамы меня, моих братьев и сестер распределили по детским домам. В детском доме я постоянно хулиганил, сбегал из детского дома, дрался. Когда убегал, ездил к своим друзьям в Белебей. Есть еще старшие сестры, может и к ним побежал бы, но знал, что там меня бы сразу отправили обратно. Наверное, я достал своих воспитателей и после последней драки меня отправили сюда. Мой младший братик тоже здесь, он попался на воровстве и мошенничестве. Здесь я провел три года, должен был выйти месяц назад, но остался до конца августа, чтобы доучиться. У меня есть мечта – завести семью и детей, нормально зарабатывать. Криминальная романтика меня не привлекает совсем. Это как-то глупо. Саша, Белебей, 15 лет – Мой отец сидел несколько раз, когда-то он тоже был в этой спецшколе, учился в классе у Карамыча. Неделю назад он снова сел, его лишили родительских прав. Мама родительских прав лишена уже давно, так как пьет, бродяжничает, мотается по всей России. Периодически появляется, говорит, что все осознала, изменилась, а потом пропадает снова. Я постоянно сбегал из дома, бродяжничал. С другом построили шалаш в кустах, накидали туда одеял, постелили пледы, там было очень тепло и уютно, там и ночевал. Еду добывал воровством, тащил всякую мелочь. Однажды пришел к себе в шалаш, лег спать и тут за мной пришел участковый. Из-за того, что я жил на улице, меня забрали в больницу, посчитали, что я воняю, хотя это было не так. А уже после больницы отправили сюда на три года. Знаю, что выйду отсюда и завяжу с криминалом. Мне не страшно попасть в тюрьму, я туда не попаду. Саша, Раевка, 15 лет (кличка среди друзей «Пухлый») – У меня в принципе абсолютно нормальная семья. Жил с мамой, отчимом и сестренкой. Где отец, не знаю, я его никогда не видел. Мама мне про него ничего не рассказывала. Она у меня всю жизнь была оператором котельной, сейчас стала продавцом, отчим работает администратором в магазине, смотрит за всеми. Он там как начальник. Сюда попал после того, как ограбили частный дом. Нас было трое. Залезли просто от скуки, зашли и все. Сколько взяли денег, если честно не считали, где-то тысяч сорок. Вообще, это произошло случайно. Меня позвали, я пошел. Мы не задумывались, просто шутили. Деньги спустили на всякую ерунду: купили технику, колонки, алкоголь. Сюда меня отправили на два года. Сейчас выйду и с друзьями погуляю. Они меня уже ждут. Детский сад, пацаны, закончился Почти все парни, с которыми мы говорили, мечтают получить рабочую профессию, завести семью. Кто-то хочет стать слесарем, другие плотником или сварщиком, большинство автомехаником или таксистом. Кто-то мечтает стать военным. Карамыч всегда с трудом отпускает своих подопечных на волю. Волнуется, что как только они попадут в свою среду, все начнется по-старому. Он прощается с каждым выпускником в своем кабинете, пытается напоследок их наставить. – Детский сад, пацаны, закончился. Имейте в виду, что дороже свободы ничего на свете нет. Поймите, что там вас ждет совсем другая жизнь, важно ее не потерять. На дворе лето. Большинство воспитанников разъехалось. Мы сидели на лавке с одним из оставшихся парней и смотрели, как остальные гоняют мяч по футбольному полю и болтали о разном. Я спросила у своего нового друга: «Ты помнишь, когда плакал в последний раз?». Мой собеседник поковырял ногтем скамейку, поплевался, подумал и ответил: «Нет, не помню, но я точно знаю, когда я буду плакать. Я буду плакать, когда зайду к Карамычу в кабинет, чтобы попрощаться».
