Николай Семенов / Фото автора
Есть такие люди, к которым тянутся дети и животные. 72-летний Николай Александрович, пожалуй, был из числа таких. Еще долго после его смерти к дому подходили дети, хотели поиграть, а он больше не выходил.
– Он просит прощения у тебя, что, когда болел, не мог выйти, – говорит его супруга соседскому мальчишке на велосипеде. Тому на вид около восьми лет, он понимающе кивает и долго стоит у ворот, не зная, как выразить свое сочувствие, поэтому просто придерживает велосипед и виновато смотрит под ноги.
Рядом с домом все еще стоит единственная машина семьи – маленький подержанный «Ниссан», на нем Николай Александрович ездил в поликлинику. Во дворе пятилетняя немецкая овчарка Берта выжидающе выбегает к гостям, тоскливо глядя в глаза и ища хозяина. На пороге встречает кот. В доме – тишина.
– Они все еще ждут его, – говорит супруга Николая Александровича Вера (имя изменено по просьбе героя). – Берта ничего не ест, только пьет водичку, я вижу по глазам, она ждет его. Недавно приходил брат Коли, он такой же седовласый, кудрявый. Как она радовалась ему издалека! Я вижу, она скучает. А как любил его наш Барсик, спал только в его ногах, и прогнать его было оттуда невозможно. Он бегал наверх к нему, а теперь больше не поднимается на второй этаж. Животные чувствуют, что его нет.
***
По рассказу супруги воспроизводим последние дни жизни Николая Александровича. (Все необходимые разрешения на публикацию личных данных в редакции имеются).
Николай Александрович упал во дворе своего дома 15 апреля – то ли поскользнулся, то ли запнулся. Почувствовал боль в руке и, чтобы она не болела, автоматически засунул ее в сугроб. Про ногу даже не подумал, боли в ней будто не было.
Вообще, на здоровье Николай Семенов не жаловался. Он бывший офицер, служил в военно-воздушных силах. Объездил с семьей всю страну. Вернулся и построил двухэтажный добротный дом в пригороде Уфы – и после 60-лет окончательно ушел на покой. Хронические заболевания у него, конечно, были. Он страдал ишемической болезнью сердца – жил с двумя стентами в сосудах. Также принимал препараты, среди которых разжижающий кровь Варфарин. В апреле он должен был пройти годовой курс планового лечения – лечь в больницу. Но из-за коронавируса плановые приемы были отложены. Ничего страшного, Николай Александрович готов был ждать.
Через день после падения во дворе своего дома Николай Александрович почувствовал боль в ноге, отчего не мог спать ночью. Поехал в травмпункт, но там сказали, что нужно обратиться в поликлинику по месту жительства – это уфимская поликлиника №50. Туда он и отправился, но на прием попал только на следующий день. В медкнижке после посещения одна-единственная запись от 17 апреля: «Жалобы на боль в ноге, отек, флюктуация коленного сустава». В результате ему была проведена мини-операция по устранению бурсита, а также описаны рекомендации: протирать ногу спиртом. Никакого обезболивающего ему не выписали.
Николай Александрович вернулся домой с кровоточащей раной – кровь попросту не останавливалась. Всю ночь супруга меняла ему кровавые марли, пробовала даже наложить жгутом, но не получалось. Женщина предположила, что все это из-за разжижающего кровь Варфарина. Кровь не могла свернуться, а рана закрыться. О том, что он принимает этот препарат, сказать врачу Николай Александрович забыл, а тот не спросил. При этом о его диагнозах и анамнезе в поликлинике было известно.
После тяжелой ночи родственник снова повез Николая Александровича в поликлинику, но была суббота и дежурного хирурга на месте не оказалось. Медсестра, увидев сочащуюся рану, испугалась. Сделала перевязку. И мужчина снова уехал домой. В воскресенье кровь приостановилась. Ни в субботу, ни в воскресенье Николай Александрович уже не принимал Варфарин.
Документов о том, что он был на перевязках в поликлинике позже не нашлось, результатов анализов тоже. Во вторник, 21 апреля, ему сделали второй надрез на опухоли, поставили дренаж, но и об этом записи нет.
Вскоре начались сильнейшие боли, такие, что Николай Александрович не знал, куда себя девать. Ехать в поликлинику, казалось, уже не было смысла. С супругой они решили обратиться в частную клинику МЕГИ. Лечение пожилой мужчина там проходил с 30 апреля по 13 мая. Ему в третий раз вскрыли уже нагноившуюся рану. Доктор сказал: «Еще два-три дня и вам пришлось бы резать ногу». Назначили антибиотики, провели консультацию гематолога, которая сообщила о низком уровне гемоглобина. Николаю Александровичу рекомендовали срочно лечь в стационар.
После МЕГИ Николай Александрович отправился с супругой в 50-ю поликлинику, чтобы получить направление в стационар. Обратился к участковому терапевту, но та сказала, что направление на госпитализацию выписать не может, боится нарушить некое постановление или указание. Да и в целом не рекомендовала ложиться в больницу, так как там коронавирус. «Вы его можете потерять», – уверяла она супругу Николая Александровича.
«У моего мужа были болезни, никто не скрывает это, но это не значит, что он собирался умирать. Я считаю, что ему качественной помощи в 50-й поликлинике не оказали. А иначе б зачем мы ездили в частную клинику и тратили деньги, которых нет? Супруг спрашивал в поликлинике, когда отказали в стационаре, чем лечиться, когда у него упал гемоглобин до 80, а ему ответили – пейте гранатовый сок», – вспоминает она.
Тем временем Николай Александрович становился все слабее. Участилась одышка. В один из дней он просто лег на диван и уже почти не вставал. Назначенное лечение не помогало. Супруга начала трубить во все колокола, вызвала скорую, чтобы его положили в больницу. Прибывший фельдшер осмотрела его, и заявила, что он слишком полный. Предположила, что есть проблемы с почками. «Чего ж вы мужика довели до такого состояния, – высказала она претензии супруге. – Его надо в стационар!»
«А как туда попасть?» – вопросила женщина. «Могу увести его в 21-ю, там он заразится коронавирусом, и вы никогда его не увидите», – прозвучало в ответ. Николай Александрович это услышал и тяжело вздохнул, а его супруга начала рыдать, тогда фельдшер смягчилась: «Хорошо, попробуем повезти в БСМП». Машина не успела тронуться с места, как поступил новый сигнал: «БСМП закрыли». В скорой предложили отвезти в 21-ю, но не факт, что примут.
«Нет, тогда я не поеду», – обиженно подключился Николай Александрович.
В результате решили вообще никуда не везти. Фельдшер, введя инъекцию Фуросемида и порекомендовав пить этот препарат в таблетках по 5-6 штук в день, уехала.
На следующий день, 14 мая, супруга Николая Александровича вызвала вторую скорую. Молодой фельдшер был более участлив, он сочувственно заявил супруге, что возил людей в стационар и в более худшем состоянии, но их попросту не принимали. «Если нет инфаркта, инсульта, то в больницу не берут», – ответил он им.
18 мая снова, уже в третий раз, пришлось вызывать скорую, состояние Николая Александровича стало вызывать серьезные опасения. «Поедем в 13-ю, – заявил прибывший фельдшер скорой, – 21-я не принимает, БСМП тоже».
– Тогда он даже обрадовался, – вспоминает. – Он так не хотел в 21-ю, считал ее «фабрикой смерти». Уважал только Кардиоцентр и Больницу скорой медпомощи (бывшая 22-я больница – примечание редакции).
Как бывший военный, Николай Александрович не привык быть слабым. Отказывался лечь на носилки, требовал свою трость. Но жена настояла: ты не пойдешь пешком, только на носилках. Помогла ему надеть носки, так как он был весь отекший и не мог наклониться. Он лег на носилки еще дома и больше уже не вставал…
До 13-й больницы доехали на старой поношенной скорой. Машину трясло на неровной дороге. Николай Александрович, лежа на носилках, успел позвонить сыну и сказать: «Не волнуйся, со мной все хорошо». Это был их последний разговор.
В больнице, куда Николай Александрович был доставлен уже в тяжелом состоянии, пять часов возили его по кабинетам. Сделали томографию головы, выяснили: инсульта нет. Сделали анализ на коронавирус – не подтвердился. До этого врач скорой делала ЭКГ – инфаркта не увидели. А уже после осмотра терапевта врач ответил в стиле фразы из сказки про Буратино: «Инфаркт, может быть, есть, а может быть и нет», – в общем, нужен был кардиолог.
В 13-й больнице есть кардиологическое отделение, но было решено отправить в другое медучреждение. В больницу вызвали кардиобригаду из 21-й больницы.
Пока Николая Александровича везли по тряской дороге обратно, ему стало еще хуже, он уже был в полуобморочном состоянии. Кислородная маска слетала с лица, и он уже сам не мог ее поправить, просил супругу, а она сидела впереди и не могла помочь ему.
Врач по рации предупредила 21-ю больницу: «Готовьтесь к приему, везем тяжелобольного». Но кардиобригаду почему-то никто не встретил. Врач скорой стучалась в двери больницы и очень нервничала: «Никогда такого не видела, чтобы не встретили тяжелобольного!» В конце концов приемный покой открыл двери, оттуда вышла сотрудник в противочумном костюме и устало заявила: «Я потеряла ключи».
Носилки Николая Александровича с трудом выгрузили из скорой, колеса предательски застряли в полозьях, водитель несколько раз тряхнул тележку об стенку, чтобы высвободить колеса. «Тогда я испугалась за него. У него голова тряслась от того, как били тележку. Я крикнула: Что вы делаете? Попросила другого водителя помочь – тот буквально руками поднял носилки и так вытащил их из полозьев».
Супруга вспоминает противоречивые фразы, которые в тот момент остались в памяти: «Зачем вы держите его за руку, он умирает», «У нас и не таких вытаскивали, не волнуйтесь», «У него возраст и букет болезней, чего вы хотите».
Николай Александрович пролежал в реанимации пять дней. Родственникам сначала сообщили, что они могут ежедневно звонить по телефону и узнавать состояние больного. В первый день по звонку сообщили, что состояние у него тяжелое. А на второй день и по 19 мая трубку никто не брал. Потом супруге сообщили, что в реанимации Николай Александрович якобы «устроил психоз». А 22 мая в 17:20 сын Николая Александровича дозвонился до реанимации, где ему сообщили, что пациент в критическом состоянии. Просили перезвонить через 40 минут. Когда он перезвонил в 18:00, ему сказали: скончался.
В посмертном диагнозе написана одна причина смерти: иные формы ишемической болезни сердца.
Первый вопрос, который интересует родственников: почему их отца, мужа, брата не могли положить в стационар тогда, когда это было нужно? И почему при низкой смертности от коронавируса, эти больные в приоритете? Неужели другие больные умирают реже?
Согласно статданным, за период с начала 2020 года от сердечно-сосудистых заболеваний умерли более 4455 человек. За период с начала года до нынешнего времени от коронавируса в Башкирии умерли пока лишь 18 человек, согласно официальной статистике.
– Все больные должны быть одинаково в приоритете. Они могли жить. Он мог жить. Еще 5-6 лет, если бы ему была вовремя оказана помощь, – полагает Вера. – Да, его уже не вернешь, и я очень прошу: не забирайте жизни наши! Он ушел, не понимая, что происходит. Он был человек исключительной порядочности, защитник отечества. Таких людей на земле один на тысячу. Его обожали все: соседи, родственники, коллеги… Он, полковник в отставке, умер так, как не должен был, – он устроил истерику в реанимации, чтобы ему оказали помощь. Нет, не так должен был умереть защитник отечества. Он пять дней боролся за свою жизнь в 21-й больнице. И ему не помогли.
На брифинге Минздрава министр здравоохранения Башкирии Максим Забелин пояснил, действительно ли сложно получить помощь не коронавирусному больному. По его словам, это не так. На вопрос, есть ли какое-то постановление о запрете госпитализации при наличии сопутствующей патологии, он ответил отрицательно.
– Таких постановлений нет. Медицинская помощь у нас не останавливается, оказывается, 24 часа в сутки, 7 дней в неделю, 365 дней в году. Никакой речи о запрете госпитализации, запрете оказания медицинской помощи ни со стороны Министерства здравоохранения, ни со стороны оперативного штаба Правительства, тем более главы, нет и не было. Наоборот, у нас идет непрерывный процесс по повышению качества, и неоднократно глава республики акцентировал внимание на то, что у нас «специализированная» помощь, особенно пациентам, страдающим онкологией, заболеваниями со стороны сердечно-сосудистой системы, – должна оказываться более внимательно и в максимально короткие сроки, которые не превышают нормативов программы госгарантий.
Постепенно существующие инфекционные COVID-госпитали будут переведены на текущую работу. Однако, к мерам по недопущению распространения коронавируса все еще относится прием анализа на COVID-19 перед поступлением в стационар. Дневные стационары будут открываться позже, когда санэпидрежим позволит это сделать без угрозы распространения коронавируса.
Тем временем отчаявшаяся супруга направилась в 50-ю поликлинику, чтобы пообщаться с главврачом – Гульнарой Мустафиной, до этого восемь лет занимавшей должность руководителя 21-й больницы.
– Я поговорила с ней, она сказала мне, что куда бы мы ни обратились – все отправят им в поликлинику, и они напишут ответ сами. Однако, я все еще полагаю, что именно в поликлинике изначально не была оказана помощь. После того, что они сделали с моим мужем, я намерена встать на учет в другую поликлинику, – говорит она.
Гульнара Мустафина прокомментировала ProUfu, что в поликлинике был произведен разбор ситуации и пока там не видят связи между травмой и причиной смерти.
«Медицинская помощь ему оказывалась, дефектов оказания медпомощи мы не обнаружили, потому что все перевязки ему проводились, хирург и заведующий его осматривали. Он поначалу обратился в травмпункт, и после этого ходил к хирургу на перевязки, – сказала она корреспонденту. – Скончался он в 21-й больнице от хронической сердечной недостаточности, от декомпенсации, острой почечной недостаточности через два месяца после обращения к нам. То есть связи с травмой здесь нет.