пришлите новость

Рустам Набиев: «Инвалидность - не приговор, с этим можно и нужно жить круто»

09:00, 31 декабря 2019

4,5 года назад жизнь 27-летнего уроженца Башкирии перевернулась с ног на голову. Перед молодым человеком встал нелегкий выбор: быть инвалидом, потерявшим смысл бытия, или наслаждаться жизнью на полную катушку, будучи кормильцем любимой семьи и независимым ни от чего мужчиной. Как считает сам Рустам, он сделал правильный выбор – и сегодня абсолютно счастлив.

Рустам Набиев: «Инвалидность - не приговор, с этим можно и нужно жить круто»
Фото: Булат Салихов

Мир узнал о Рустаме Набиеве после обрушения казармы в Омске в июле 2015 года. Тогда уроженец Башкирии стал одним из 18 выживших в трагедии. Сегодня за жизнью Рустама следят более 464 тысяч человек – именно столько подписчиков у его блога в Instagram. По словам тех, кто хотя бы раз слышал имя этого парня, его жизнелюбие и оптимизм не оставляют равнодушным никого.

О том, как тяжел и сложен путь восстановления после трагедии в Омске, Рустам рассказывал много раз. Но мало кто знает, каким было его детство и какие испытания заставляли еще маленького Рустама быть сильным. Молодой человек почти никогда не рассказывал подробности гибели своей матери, лишь однажды упомянув, что его мать убили…

- Я вырос не в самом Чекмагуше, а вообще в деревне Рапатово Чекмагушевского района. Поскольку мы жили в деревне, то там было свойственно заводить всяких животных. Поэтому у меня были кролики. После смерти мамы родная сестра отца оформила опекунство и воспитывала нас с родным братом. Так я и попал в эту деревню, до 18 лет прожил там. Я был обычным деревенским мальчиком, занимался хозяйством, помогал семье. В деревне этим и живут – особо другой работы нет. У нас самая обычная татарская семья, никаких знаменитых предков, - начал рассказывать Рустам.

- Как вы думаете, на то, какой вы есть, могли повлиять какие-то испытания, которые вам пришлось преодолеть еще в детстве?

- Я не могу судить, что какие-то конкретные события из детства были заложены в мой характер… Однозначно, это воспитание, которое нам дали - это результат того, какой я есть сейчас. А испытания могли только закалять меня как-то. Поскольку я потерял мать рано, мне было всего полтора года, такой большой раны ее гибель мне не доставила, наверное, тогда. Узнал я об этом будучи взрослым ребенком. У меня было тяжелое детство, но я не жалуюсь ни в коем случае. Я вырос в семье, в любви. Просто были тяжелые такие времена, в деревнях было тяжело. Тетя работала всю жизнь уборщицей, а у нее нас было четверо пацанов вместе с ее двумя детьми. Дядя работал в колхозе за корм для животных. Это и было тогда зарплатой. Мы с детства не жили в роскоши, поэтому я не знаю, что такое роскошь. Наверное, в этом плане мне было легче, чем другим. Я рад, что детство у меня прошло так, потому что все равно закалка повлияла на характер, который у меня сложился.

- А кем работал ваш отец? Он строгий человек? Вы о нем почти не рассказываете. Вас воспитывали в строгости?

- Мой отец вообще не принимал участия в моем воспитании. Отец сам по себе строгий человек, и отчасти я признаю, что я похож на него характером. Он такой же пробивной, упертый, всегда будет настаивать на своем. Было время, когда мы с ним жили, он с самого детства учил нас самостоятельности. Живя без мамы, мы, мальчишки, сами руками в бане стирали вещи, стиральных машин тогда не было. Отец учил нас самостоятельности – в этом плане он сильный человек, я бы сказал, потрясающий. Когда мы жили у тети, все было строго. Мы с самого детства работали по хозяйству, огород был огромный, у каждого были свои обязанности. Я больше с детства был склонен к домашним делам. Посуду мыл, полы, учился готовить - в шесть я уже умел жарить картошку. Вот такие были у меня обязанности. Тетя приучила нас с чистоплотности – я и сейчас такой в жизни. Много работали в детстве. Я раньше был очень худым, потому что на наши плечи ложились тяжелые физически вещи, но при этом никто не жаловался. Я благодарен, что воспитывался неизбалованным, приученным к жизни с самого детства.

- Сейчас вы живете в городской квартире. Но вы рассказывали, что у вас мечта – построить большой собственный дом, как бы вернуться в эту атмосферу вновь.

- Это моя детская мечта. Большой частный дом с садом, чтобы в доме было много детей, друзей, родственников, постоянно приходили гости. Я знаю, что в частном доме жизнь совсем другая, нежели в квартире. В квартире я чувствую себя как будто в тюрьме - запертым в четырех стенах. Я должен был воплотить эту мечту в реальность, но у нас не совсем сложилось – я не нашел участок, который мне нравится, несмотря на то, что на покупку уже был отложен бюджет. Если бы это получилось, мы бы уже жили в своем доме. А так время шло, мы решили перебраться в город больше из-за дочери, которой нужно развиваться, куда-то ее отдавать. Здесь все равно больше возможностей. Сейчас мы ждем второго ребенка – у нас будет еще одна девочка. Поэтому пока не до этого.

- Хотелось бы снова затронуть трагедию в Омске. Я читала, что вы вообще должны были стать врачом, но в итоге пошли учиться в нефтяной. И вам вдруг понадобился военный билет.

- Я поступил в медицинский, но не на тот факультет, на который хотел. Хотел на лечебный, а прошел на педиатрический. Мне оставалось приступить к учебе, но меня это не устроило. Я параллельно подал документы в нефтяной университет, прошел туда и решил забрать документы из медицинского и остаться там. А в армию я пошел не только из-за военного билета. У нас в семье все служили, никого не было, кто «откосил» или по другим каким-то причинам не служил. У меня даже мысли не было купить военный билет – я из простой семьи, у нас даже никогда такого не было, чтобы нам незаслуженно что-то покупали. Да и денег даже таких не было – а если бы и были, я бы не стал этого делать. Мы всего добивались сами. Да и я сам – истинный патриот своей страны, и отдать долг своей стране было моей обязанностью. Россия – моя Родина. Я готовился к армии, знал, что попаду в ВДВ, только не знал часть и город. За полгода до службы я жил по строжайшему режиму – вставал и ложился в одно время, следил за питанием, физически готовился. Возможно, подсознательно я чувствовал, что что-то произойдет, поэтому как-то готовил себя к этому.

Уже после того, как произошло обрушение казармы и меня спасли, врачи говорили, что если бы я не был физически подготовлен, то я бы мог погибнуть, еще будучи под завалами. Мой организм оказался готов к таким испытаниям – наверное, это было основанием того, чтобы я выжил, не знаю.

DSCF1286.jpg

- По вашему личному мнению, кто виноват в том, что произошло?

- Виновато государство в целом, Министерство обороны в том числе. В нашей стране власть позволяет воровать. Обрушение произошло из-за чего? Из-за того, что как-то деньги отмывали, где-то сэкономили. Тут все идет от самой верхушки. Я считаю, что из-за позволения воровать такое и происходит. Казарму строили не совсем добросовестно. Я не могу винить кого-то конкретно, суды начнутся только в следующем году. Сейчас дело на стадии передачи в прокуратуру, потом передадут в суд. Суд установит, кто виновен. Конечно, это будет очень долгий процесс, там около 12 обвиняемых. Конечно, когда суд вынесет приговор, все, и я тоже, будем подавать иск о возмещении морального вреда, и постараемся максимально выбить компенсацию. У меня самые серьезные травмы из всех пострадавших в этой истории, в моем случае был нанесен наибольший вред здоровью.

- Получили ли вы какую-либо компенсацию после трагедии в Омске?

- Мне выплатили страховые выплаты, которые положены по закону при получении военной травмы. По инвалидности за 1 группу 1 млн 700 тысяч и единовременная выплата 1 млн 100 тысяч рублей. Сверх чего-то не было – государство в этом плане никогда не даст того, что тебе не положено. Благодаря нашей республике организованы благотворительные концерты, государство выделило 1 млн рублей для улучшения жилищных условий, так как у нас не было условий для человека в инвалидной коляске. Дома сделали ремонт, установили пандусы везде, оборудовали тренажерный зал, чтобы я мог заниматься и восстанавливаться. Когда суд вынесет приговор, все, и я тоже, будем подавать иск о возмещении морального вреда и постараемся максимально выбивать компенсацию. У меня самые серьезные травмы из всех пострадавших в этой истории, в моем случае был нанесен наибольший вред здоровью. У других не такие серьезные травмы, с ними можно жить, да и с моей травмой тоже.

- Вы – активный блогер, на ваш аккаунт в Instagram подписано свыше 464 тысяч человек. Наверняка люди делятся с вами своими жизненными историями, спрашивают совета. Какие из этих историй вы запомнили больше всего и какие советы спрашивают люди?

- Честно говоря, таких историй очень много. Практически каждый день люди пишут. Но я стараюсь их не запоминать. Конечно, я стараюсь помочь, если это в моих силах, посоветовать, но стараюсь не забивать голову грустными историями. Не хочу. Однажды мне написала молодая женщина из другого региона, у нее был рак последней стадии. Она рассказала, что ей оставалось жить буквально две недели. Не знаю, зачем, но она благодарила меня за то, что я ей помог понять одно – сколько бы не оставалось жить, нужно не просто проживать последние дни, а наслаждаться ими. Она говорила, что главное – это то, что у нее есть сейчас, семья, дочь, а что будет потом, совсем неважно. Я не знаю, что было потом, но знаю, что у нее маленькая дочка есть. Это была самая такая история, затрагивающая душу.

В целом же пишут здоровые люди. Понимаете, при всем этом, оттого, что я скажу, человек не сможет поменять все в голове, он должен сам к этому прийти. Мне никто не помогал в госпитале выбраться из так называемой стрессовой ямы. Я пришел к этому сам и понял, что мне нужно дальше жить. Опять же, у меня был прецедент, чтобы не опускать руки – мои товарищи, которые погибли. Это самый большой толчок для меня. Когда я узнал личности и количество погибших, весь туман в голове рассеялся, и я понял: «Блин, чувак, тебе повезло. Просто борись до конца». Мой отец взял всю ответственность на себя и настоял на том, чтобы меня перевезли в московский госпиталь. Он сразу сказал, что все будет хорошо, и я доеду. Возможно, это был единственный человек, который верил, что я выживу. Жена Индира рассказывала, что он постоянно ругался, если мы плакали в палате. Он ругался и строго грозился пальцем: «Не плакать, не дай Бог увижу!». Говорил, что не нужно показывать, что все плохо, хотя со мной и так все было плохо. Папа делал так, чтобы я этого не замечал. Была какая-то уверенность, что со мной все нормально будет. Наверное, такой его настрой повлиял и на то, какой я есть сейчас.

DSCF1304.jpg

- Наверное, такой оптимизм и тяга к жизни не обходятся без воодушевления другими людьми, которые нашли в себе силы продолжать радоваться каждому дню. У вас есть какие-то кумиры или люди, которыми вы восхищаетесь так же, как вами восхищаются все, кто вас знают?

- Я знаком со многими, кто тоже ведет блог. Но они точно не мои кумиры, нет. У меня свое какое-то отношение к этой теме, кем вдохновляться и мотивироваться. Для меня мотивацией являюсь я сам, мое развитие, когда я иду вперед. Меня мотивирует моя семья. А какой-то чужой человек, которого я вижу лишь в интернете и не знаю каков он в реальной жизни, как он может меня мотивировать? Я к этому как-то по-другому отношусь, возможно, у других по-другому. Мотивируюсь тем, что вижу своими собственными глазами. Когда мои друзья, которые мне помогают и поддерживают меня, моя жена Индира, которая не бросила меня - вот моя мотивация и стимул жизни. Когда люди, такие, как я, добиваются больших успехов, то естественно это мотивирует других. А когда мы в одинаковом положении – он может лишь мне показать, что мне можно сделать что-то подобное. Разве что Ник Вуйчич дал мне надежду, что я буду жить полноценно – именно его книги оказались первыми в моих руках, когда я был в реанимации в госпитале. Книги мне привезли мои родные. Я видел, что он живет намного лучше, чем миллиарды людей, он успешен, у него много детей, какой еще пример нужен, чтобы дать себе пинок?! Я знал о Вуйчиче вскользь и старался не обращать внимания на таких людей. Хотя, наверное, вру. Раньше я собирал в один альбом в соцсетях под названием «Жизненно» фотографии людей, которые добились высот без рук, без ног, стали чемпионами. Я даже склоняюсь к тому, что все, что со мной произошло, я притянул к себе сам. Потому что все равно мысли имеют силу. Я просто пересматривал время от времени фото и перечитывал их путь к успеху. Возможно, глубоко в подсознании я тоже хотел быть человеком, который будет всех вдохновлять. Не просто калекой, а человеком, который даст понять, что случившееся – не приговор, и с этим можно и нужно жить, да так круто жить. Я почему-то был уверен в этом.

- Вы уже упомянули физические нагрузки в своей жизни. До осени прошлого года вы занимались следж-хоккеем, но в ноябре 2018 года ушли из команды. Что за конфликт произошел? У вас же была мечта выступить на Паралимпийских играх 2022 года…

- Однажды мы поехали на Всероссийские альтернативные игры – они проводятся для тех спортсменов, которых не допустили до Паралимпийских игр. На тех соревнованиях мы заняли второе место. Призовые там были такие же, как на Паралимпийских играх. Нам выплатили по 2,5 млн рублей каждому и пообещали выплатить еще по 3 млн рублей от региона, за который мы выступали. Тогда это была Московская область – не самый бедный регион нашей страны. Потом про это как-то все забыли. Мы с командой решили сдвинуть дело с мертвой точки. Руководство нам сказало, что им нужен прецедент – если какой-нибудь регион победит на играх и им дадут региональные выплаты, то и нам дадут. Такой прецедент случился с командой из ХМАО. Им дали от государства 4 млн рублей и от региона столько же. Наше руководство стало уходить от вопроса, причем сам министр спорта Московской области публично пообещал выплатить суммы. Мы решили использовать мой Instagram как оружие. Выставили пост, обратились к Путину, но это обращение вернули обратно в Московскую область, как это обычно бывает. Я понимал, что я беру всю ответственность на себя и пишу все от своего имени и отчасти понимал, что может случиться то, что случилось. Но я этого не боялся. Проблема дошла до губернатора, хотели уволить нашего руководителя, но я попросил этого не делать, ведь суть проблемы в другом. А потом и вовсе пошли угрозы нашей команде, мол, сдавайте по 500 тысяч рублей с человека «в благодарность руководителю». Эта инициатива шла через тренера. Потом нам сказали, что, если «битва» за эти выплаты будет продолжаться, нам сначала будут урезать зарплаты, а потом и вовсе уволят. Через какое-то время меня под различными предлогами и вовсе перестали звать на сборы – и в конце концов я написал заявление по собственному желанию. Выплат мы не добились, никто ничего не получил, а вся ответственность была на мне. Остальные просто подписали документ, что претензий не имеют. А тренер вообще заявил, что я настраиваю всех против всех в нашей команде.

- Вы планируете вернуться в какую-нибудь другую команду по следж-хоккею?

- Нет, я планирую заняться другим видом спорта. Я еще молодой, мне всего 27. И реально могу попасть в Паралимпийские игры. Могу прямо завтра пойти заниматься тяжелой атлетикой – всю жизнь этим занимаюсь. Но в связи с семейными обстоятельствами не могу оставить жену с двумя маленькими детьми на руках. Спорт занимает очень много времени. На следж-хоккее, например, я по 300 дней в году находился на сборах. Даже не видел первый год жизни своей дочки. Всегда чем-то жертвуешь ради какой-то награды. Пока планирую остаться в Уфе и здесь заниматься. Хотя у нас не так уж и развит паралимпийский спорт в республике. Был биатлон, но сейчас он уже не на таком уровне, который был, например, при чемпионе Иреке Зарипове. Сейчас нет таких спортсменов, которые достигают подобных высот. И спорт умирает вместе с этим.

С Иреком Зариповым мы сейчас находимся, скажем так, в одном амплуа – и он, и я общественник. Мы делаем одно дело.

DSCF1263.jpg

- Вы являетесь членом Совета по правам человека при главе Башкирии Радии Хабирове. Наверняка вы занимаетесь там сферой доступной среды. Какие цели и задачи у вас уже есть? В каком направлении вы будете работать?

- Я нахожусь в Комиссии СПЧ по социальным вопросам. Сегодня мы решаем конкретные проблемы по мере их поступления. Есть обращение – мы по нему работаем. В Уфе есть проблемы с Доступной средой. Я езжу на своей машине и не вижу реальных проблем, так как не езжу на общественном транспорте. Но знаю, что во многом он недоступен для людей на колясках. С остановками та же ситуация. Высокие бордюры также препятствуют движению. Если по 10-балльной шкале оценить, то доступной среде в Уфе я бы поставил 5 баллов. Программа есть уже больше пяти лет, но видимых улучшений я не ощущаю.

На самом деле, сразу все здания невозможно сделать доступными. Но нужно тогда сделать доступными те здания, которые предпочтительны для таких людей – больницы и аптеки. Я сам снимал видео, где полз и по лестнице в поликлинику, и в аптеку – кнопка там просто не работала. Я еще физически сильный в этом плане, и коляску смогу на себе затащить. Но не все же такие, как я. Например, люди с ДЦП. Электроприводная коляска весит больше 100 кг. 

- Какие у вас планы на 2020 год? В каких мероприятиях вас можно будет увидеть?

- В новом году я планирую больше снимать социальных видео – об отношении людей к инвалидам, о различных проблемах, проводить социальные эксперименты. Люди должны учиться и понимать, что мы с ограниченными возможностями здоровья такие же, как и все обычные здоровые люди. Чтобы среди детей не было травли. Чтобы люди могли со стороны на себя посмотреть и понять, что они делают не так по отношению к таким, как мы. Люди сегодня разные бывают – но в большей степени люди добрые, предлагают свою помощь. Есть, конечно, и те, кому все равно. Помню, один раз попросил руку помощи у мужчины, чтобы подняться на бордюр. Он обернулся, помотал головой «Не-не-не» и ушел. Может, это просто страх, может, боязнь прикасаться. Отношение детей к инвалидам намного острее – но это зависит от их воспитания родителями. Если взрослые на обиды спокойно могут отреагировать, то дети-инвалиды начинают считать себя изгоями общества. Такого вообще не должно быть. Должно быть равноправие и никакого человеческого разделения между инвалидами и остальными людьми, чтобы никто не был ущемлен. Наша дочка видит меня каждый день, и ей все равно, с ногами я или без ног. Она уже без просьб сама помогает мне и уже понимает, она увидит, что у меня упала трость, и подаст мне ее. Я рад, что мои дети будут в этом плане воспитанными.

Следите за нашими новостями в удобном формате - Перейти в Дзен , а также в Telegram «Однажды в Башкирии», где еще больше важного о людях, событиях, явлениях..
ПОДЕЛИТЬСЯ






важное